на стуле. - Обиделся, что ли? Все ерунда это! Давай выпьем за
встречу, за то, чтобы на "ты". А? И не будем показывать свою
интеллигентность!
Уваров поставил перед Сергеем рюмку, потянулся за графинчиком,
добродушно морщась, но в то же время голубизна глаз стала жаркой,
мутноватой, и по тому, как он внезапно захохотал и потянулся за
графинчиком, угадывалось настороженное беспокойство в кем.
- Не пью, - проговорил Сергей, отодвинув рюмку.
- Да ты что? Трезвенник? Нич-чево не понимаю! - досадливо поразился
Уваров. - Встречаются два фронтовика, один не пьет, другой обижается, у
третьего печенки, селезенки. Что происходит с фронтовиками? - Он накрыл
своей ладонью руку Сергея, спросил с доверительным простодушием: - Может,
перехватил уже. Давно здесь веселишься?
- Брось, Уваров! Ты все помнишь! - сухо произнес Сергей и высвободил
руку из горячей тесноты его ладони.
Уваров с судорожной усмешкой спросил медлительно:
- Ты пьян?
- Помнишь, на станинах лежал Василенко, когда я со взводом вытаскивал
орудия из окружения? Помнишь?
- Ты пьян, - через зубы выговорил Уваров и, оглядываясь, крикнул зычно:
- Метрдотель, подойдите ко мне!
Он встал, застегивая китель.
За соседними столиками посмотрели в их сторону. Сергей твердо сказал:
- Если ты позовешь метрдотеля, я выйду на эстраду и скажу, что ты
убийца. Я это сделаю.
- Ты что? - злым шепотом спросил Уваров, снова тяжело садясь. - Будешь
вспоминать Жуковцы? Будешь перечислять фамилии убитых? Обвинять меня? Нет,
милый, надо обвинять войну. Так ты можешь обвинить половину строевых
офицеров, в том числе и себя. У тебя гибли солдаты? А? Гибли?
- В одну могилу врагов и друзей не положишь, - сказал Сергей с трудом.
- Братской могилы не получится. - Он глубоко затянулся дымом, чтобы
перевести дыхание, договорил отчетливее: - Ты сам взялся поставить батарею
на прямую наводку, не зная, где немцы. Когда Василенко сказал тебе в
глаза, что ты дуб и ни хрена не смыслишь, ты пригрозил ему трибуналом...
- Не было этого! Вранье!
- Вспомни еще - утром танки окружили Жуковцы и прямой наводкой
расстреляли людей и орудия. Всех - двадцать семь человек и четыре орудия.
Но Василенко даже в болоте стрелял. А ты притворился больным и как
последняя шкура просидел сутки в блиндаже. Бросил людей... А потом? Все
свалил на Василенко - под трибунал его! Мол, он командир первого взвода,
погубил батарею. В штрафной его! Ты, конечно, знаешь, что Василенко погиб
в штрафном.
- Вранье!
- Ты отправил Василенко в штрафной. А в штрафной должен был пойти ты.
- Вранье!
Уваров стукнул кулаком по столу, лицо его туго набрякло, точно
мгновенно постарело, потемнели мешки под веками, лоб и залысины облило
потом: голубые, с красными прожилками глаза скользили то по груди Сергея,
то по залу, и вдруг он подался вперед, крепко потер крутой подбородок,
неожиданно со сдержанной досадой заговорил:
- Ну чудак ты, ей-богу! Если была какая неразбериха - на то война. Не
косись, брат, на меня; я не хуже и не лучше других. Ты считаешь меня своим
врагом, я тебя - нет. Просто думаю: