Мы с тобой... завтра уже не увидимся. И я не хотел бы, чтобы ты
думала не так, как надо. О том, что было. Я тебя очень люблю, Эмма. Ты к
войне не имеешь отношения. Нет, конечно, ты имеешь отношение, но это
совсем другое. Ты меня понимаешь? Это совсем другое...
- Sprich weiter. Urn Gottes Willen, sprich! [Говори дальше. Ради бога,
говори!] - попросила Эмма и легонько потрогала кончиком пальца его губы,
точно так - одним осязанием улавливая и отгадывая смысл фраз. - Vadi-im,
ich hore [я слушаю]. Du mupt Deutsch lernen, und ich werde Russisch lernea
[Ты должен учить немецкий. А я буду учить русский].
- Я очень хотел бы, чтобы ты поняла. Подожди, я буду говорить медленно,
по словам. Я хочу - ich will... чтобы ты поняла... Нет, забыл, как это
по-немецки... хотя бы одну фразу: я буду тебя помнить. Как по-немецки
"помнить"? Vergessen - забыть. Nicht vergess-en, nieht vergessen!
Понимаешь?
- Nichtvergessen? - повторила она и вся вытянулась к нему, приблизила
светлеющее в темноте лицо, а невесомым кончиком пальца то нажимала, то
отпускала его нижнюю губу. - O, Vadim! Lerne Deutsch, lerne Deutsch.
Russisch, Deutsch... Warum so? Ein Moment, Vadi-im... Komm, Vadim!
[Русский язык, немецкий язык - зачем так? Иди сюда, Вадим!]
Опираясь на его плечи, она спрыгнула с подоконника и затем упорно
повлекла его за руку куда-то во тьму мансарды, в угол комнаты, там он,
задержанный ее шепотом, предупреждающим "тсс", наткнулся, задел ногой
стул, загремевший о тумбочку письменного столика. На этот стол, после
размещения взвода в доме, он впервые обратил внимание, увидев на нем
пластмассовый чернильный прибор, толстую оплавленную воском свечу,
прикрытую колпачком, целлулоидный стаканчик, наполненный разноцветными
карандашами, несколько учебников, по-школьному сложенных стопкой, - только
потом он узнал, что эта комната, занятая им, была комнатой Курта.
- Vadim, nimm Platz. Bitte, lies, mein Lieber [Вадим, сядь. Пожалуйста,
читай, мой дорогой].
Но Никитин сразу не сообразил, зачем она потянула его сюда, в угол
мансарды, именно к письменному столу Курта, для чего она принялась искать
что-то здесь, в нетерпении выдвигая ящики, шурша в них бумагой; потом
зажглась спичка. И спичка веселым розовым костерком осветила сложенные
лодочкой ее ладони и ее глаза, пристально блестевшие перед его глазами:
"Vadim, nimm Platz". Он догадался, молча пододвинул стул и сел, костерок
спички дотянулся в лодочке ее ладоней к свече, вплавленный посреди
воскового нагара червячок фитилька вытаял, принял огонь, и Эмма со вздохом
опустилась на подлокотник старого, потертого бархатного кресла около
столика, задула спичку, исподлобно взглядывая на лист бумаги.
- Vadim, Russisch, Deutsch. - Она закивала. - Bitte, ich schreibe
Namen: Vadi-im, Emma... [Пожалуйста, я пишу имена: Вадим, Эмма...]
Он смотрел в наклоненное лицо Эммы, на карандаш, очень четко и крупно
выводивший немецкие буквы его имени, видел край брови, прикушенные губы,
крапинки веснушек вокруг немножечко вздернутого носа, видел, как под
словом "Vadim" она нарисовала звездочку,
